tapent – -Translation – Keybot Dictionary

Spacer TTN Translation Network TTN TTN Login Deutsch Français Spacer Help
Source Languages Target Languages
Keybot 6 Results  www.kulturaskanons.lv
  Latvijas KultÅ«ras Kanons  
Show textShow cached sourceOpen source URL
L. Garūtas dzīves stāsts ved caur Latvijas konservatorijas klavieru un kompozīcijas klasēm uz Parīzes konservatoriju, caur aktīvas koncertmākslinieces statusu un pianistes darbu gan Rīgas operā, gan Rīgas radio uz pedagoģisko darbību Jāzepa Mediņa mūzikas skolā un Latvijas Valsts konservatorijā.
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
Жизненный путь Гаруты ведет – через классы фортепиано и композиции Латвийской консерватории – в Парижскую консерваторию, от статуса активно концертирующей пианистки в Рижской опере и на Рижском радио – к педагогической деятельности в музыкальной школе имени Язепса Мединьша и в Латвийской государственной консерватории.
  Latvijas KultÅ«ras Kanons  
Show textShow cached sourceOpen source URL
L. Garūtas dzīves stāsts ved caur Latvijas konservatorijas klavieru un kompozīcijas klasēm uz Parīzes konservatoriju, caur aktīvas koncertmākslinieces statusu un pianistes darbu gan Rīgas operā, gan Rīgas radio uz pedagoģisko darbību Jāzepa Mediņa mūzikas skolā un Latvijas Valsts konservatorijā.
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
Жизненный путь Гаруты ведет – через классы фортепиано и композиции Латвийской консерватории – в Парижскую консерваторию, от статуса активно концертирующей пианистки в Рижской опере и на Рижском радио – к педагогической деятельности в музыкальной школе имени Язепса Мединьша и в Латвийской государственной консерватории.
  Latvijas KultÅ«ras Kanons  
Show textShow cached sourceOpen source URL
Tie iemieso Ziedoņa "nelineāro filozofiju", un vienlaikus taureņi ir absolūtās, bezmērķīgās brīvības simbols, bet varbūt taureņi ir "[..] Dabas Lielie Smiekli. Un daba nesmejas caur ziediem, ne caur augļiem, bet viņai uznāk taureņi kā smiekli un – vienkārši – šai zemei smejas sirds.".
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
The butterflies in "Taureņu uzbrukums" (1988) are hardly an entomology exhibits; rather, they are embodiments of Ziedonis’s "non-linear philosophy" and symbols for absolute, aimless freedom or perhaps: "[…] The Great Laugh of Nature. And nature does not laugh through flowers or fruits, but it is overcome by butterfly giggles and – quite simply – the heart of this land is laughing." Butterflies are an "internal movement"; there is no rational use for them unless you use them as metaphor for uselessness. Ziedonis’s butterflies are a link between time and space; they remind us of maps of non-existent continents; at times they turn into elegant metaphors that are a little surreal ("The roots of butterflies stir up the soil, a butterfly cross circling the cemetery. In the sky a butterfly star is shining.").
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
В сборнике «Нападение мотыльков» (1988) мотыльки – вовсе не экспонаты коллекции энтомолога. Это – воплощение «нелинейной философии» Зиедониса и, одновременно, – символы абсолютной и бесцельной свободы. А, может, мотыльки – «Большой Смех Природы, когда само сердце земли смеется?» Бабочки – это «движение в себе» (по аналогии с духовным движением человека); бабочки непрактичны, если только их не использовать как метафору самой непрактичности. Бабочки Зиедониса объединяют времена и пространства, время от времени перевоплощаясь – в элегантных, немного сюрреалистичных метафорах («Корни мотыльков ворошат земное, кружит над кладбищем мотыльковый крест. Звезда мотыльков сияет на небе»).
  Latvijas KultÅ«ras Kanons  
Show textShow cached sourceOpen source URL
Tie iemieso Ziedoņa "nelineāro filozofiju", un vienlaikus taureņi ir absolūtās, bezmērķīgās brīvības simbols, bet varbūt taureņi ir "[..] Dabas Lielie Smiekli. Un daba nesmejas caur ziediem, ne caur augļiem, bet viņai uznāk taureņi kā smiekli un – vienkārši – šai zemei smejas sirds.".
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
The butterflies in "Taureņu uzbrukums" (1988) are hardly an entomology exhibits; rather, they are embodiments of Ziedonis’s "non-linear philosophy" and symbols for absolute, aimless freedom or perhaps: "[…] The Great Laugh of Nature. And nature does not laugh through flowers or fruits, but it is overcome by butterfly giggles and – quite simply – the heart of this land is laughing." Butterflies are an "internal movement"; there is no rational use for them unless you use them as metaphor for uselessness. Ziedonis’s butterflies are a link between time and space; they remind us of maps of non-existent continents; at times they turn into elegant metaphors that are a little surreal ("The roots of butterflies stir up the soil, a butterfly cross circling the cemetery. In the sky a butterfly star is shining.").
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
В сборнике «Нападение мотыльков» (1988) мотыльки – вовсе не экспонаты коллекции энтомолога. Это – воплощение «нелинейной философии» Зиедониса и, одновременно, – символы абсолютной и бесцельной свободы. А, может, мотыльки – «Большой Смех Природы, когда само сердце земли смеется?» Бабочки – это «движение в себе» (по аналогии с духовным движением человека); бабочки непрактичны, если только их не использовать как метафору самой непрактичности. Бабочки Зиедониса объединяют времена и пространства, время от времени перевоплощаясь – в элегантных, немного сюрреалистичных метафорах («Корни мотыльков ворошат земное, кружит над кладбищем мотыльковый крест. Звезда мотыльков сияет на небе»).
  Latvijas KultÅ«ras Kanons  
Show textShow cached sourceOpen source URL
Stāstu sižeti parasti tiek aizvedināti līdz traģiskam vai vismaz dramatiskam atrisinājumam, taču allaž kaut kas netiek līdz galam pateikts – tekstā paliek tāda kā "sprauga", caur kuru ielūkoties bezdibenīgajās psiholoģiskajās vai eksistenciālajās dzīlēs.
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
Blaumanis’s narrative seems to be coolly observant: he is interested in facts, events, and the related psychological collisions. His short stories and drama are a confirmation that it is not just the urban "high society" where Shakespearean passions are found: all that is needed is a talented writer to see and describe them. The story plots tend to move to a tragic or at least a dramatic resolution, yet something always remains unsaid: a kind of "crack" remains in the text allowing one to peer into the bottomless depths of psychology and existence. That is the case in the short stories "Raudupiete", "Andriksons", "Salna pavasarī", and especially in "Nāve ēnā", which, with its abstracted situation and problem of existential choice can be considered the beginning of 20th century Latvian literature. Similar principles are at the bottom of Blaumanis’s dramas as well. In "Indrāni", the classical father-son problem overgrows the limits of the quotidian plot and the precisely delineated era. Blaumanis’s plays lifted the Latvian stage art to a new level.
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
Внешне повествование Блауманиса холодно-объективно: его интересует факт, происшествие и связанные с ними психологические коллизии. Его короткая проза и драматургия подтверждают известную истину: не только в «высшем обществе», но и провинции кипят шекспировские страсти, необходим лишь писатель шекспировского таланта, умеющий их распознать и описать. Блауманис справился с задачей на соответствующем интенсивности страстей художественном уровне. Сюжеты рассказов обычно разрешаются трагически или драматически, но текст дает читателю возможность проникать в запредельные глубины. Это касается новелл «Раудупиете», «Андриксонс», «Весенние заморозки», и, в особенности, – «В тени смерти», которая, благодаря остраненной ситуации и проблеме экзистенциального выбора стала, в общем, началом латышской литературы ХХ века. На тех же принципах построены и драматургические работы Блауманиса. В драме «Индраны» классическая проблема «отцов и детей» перерастает как границы житейского сюжета, так и границы конкретного времени. Пьесы Блауманиса подняли весь латышский театр на качественно новый художественный уровень.
  Latvijas KultÅ«ras Kanons  
Show textShow cached sourceOpen source URL
Precīzāk, priekšteči Bērziņam ir visi un visur – sākot no senās Divupes ķīļrakstu autoriem un Vecās Derības rakstītājiem un beidzot ar bezgala daudziem mūslaiku autoriem, no poēzijas ģēnijiem līdz anonīmiem ziņģu sacerētājiem – visi, kas vien kaut kādā veidā saskārušies ar vārdu vai, kā raksta Bērziņš, "izelpojuši vārdu". Jo – Bērziņam valoda nav instruments, ar ko aprakstīt pasauli vai "izteikt domu"; valoda ir dzīvs organisms, kas atrod izeju pasaulē caur cilvēku, un otrādi – cilvēks dzīvo valodā.
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
Uldis Bērziņš (1944) has been writing an impressive epos his entire life; its subject is his relationship to language and the relationship of language to itself. Language and time are the central motifs in Bērziņš’s poetry, yet they are never separated. Bērziņš does not express thoughts so much as he creates them, sending the reader off on an expedition to a labyrinth of meaning. Although Bērziņš’s poetry is published in collections, one gets the impression that he is constantly working on one gigantic text, with each new poem adding another fragment. An encyclopedic or analytical approach to Bērziņš’s poetry can hardly be imagined: first of all because it is impossible to define the tradition to which he belongs. To be more precise, Bērziņš’s ancestors are found everywhere: from the Sumerian cuneiform scribes and authors of the Old Testament to many modern writers, from poetic geniuses to anonymous authors of popular songs: everyone who has an intimate connection to words or, as Bērziņš puts it, "have exhaled the word". Because to Bērziņš language is not an instrument with which to describe the world or express a thought; to him, language is a live organism that finds its way out into the world through man and vice versa: man is fully alive in language. From here the reverential attitude toward the word: Bērziņš does not divide language into the vernacular and the poetic: everything "exhaled" can become poetic.
Compare text pagesCompare HTM pagesOpen source URLOpen target URLDefine kulturaskanons.lv as primary domain
Улдис Берзиньш (1944) всю жизнь пишет один масштабный эпос – о своих отношениях с языком и об отношениях языка с самим собой. Язык и время – его центральные мотивы, которые нельзя рассматривать обособленно. Берзиньш не выражает мыслей, он творит их, отправляя читателя в лабиринты смыслов и значений. Несмотря на то, что его стихи разделены между сборниками, создается впечатление, будто он непрестанно работает над одним гигантским текстом, с каждым стихотворением пополняя этот текст новым, отвоеванным у тишины фрагментом. Поэзию Берзиньша трудно анализировать – прежде всего, потому, что невозможно точно определить ее принадлежность к какой-либо традиции. Точнее, корни поэзии Берзиньша уходят как в клинопись Древнего Междуречья и тексты Ветхого Завета, так и к бесконечному числу современных авторов, от гениальных поэтов до простых сочинителей уличных песен – ко всем, кто когда-либо «дышал словом». Для Берзиньша язык – это не просто инструмент; язык – живой организм, существующий в мире посредством человека и наоборот – человек существует в языке. Берзиньш не делит язык на житейский и поэтический – поэтичным может быть любое слово.