|
|
Hoy en día, los polacos tienen principalmente dos imágenes en mente cuando piensan en los judíos: un jasid con patillas, vestido de una bata o un escritor asimilado de tipo de Tuwim. Es lamentable que las creencias populares no sean fácilmente invocadas por los aficionados a la historia judía, ni por los investigadores serios.
|
|
|
All further upbringing of children was held in the context of different roles attributed to both sexes. Lullabies, sung by mothers to their children in Jewish houses, were filled with dreams about the offspring’s future: a boy was usually a trained in Judaism sage, and a girl was a good and pious mother and wife (if those songs didn’t put the babies to sleep, a folk wisdom ordered to give them poppy brew, which with no doubt managed even with the biggest sleeplessness.) Daughters accompanied their mothers in house works from the youngest age while boys learned the prayers from their fathers and the Hebrew alphabet since they were three years old, so that they could later pore over the religious texts all day long - at the expense of physical development, which Lilientalowa points out. Intellectual development of a daughter wasn’t the object of her parents’ ambition because according to the scholars’ guideline: “Whoever teaches his daughter Torah teaches her obscenity.”
|
|
|
Aujourd’hui, en Pologne, notre savoir sur les Juifs se restreint à une telle image : un hassidique avec des papillotes vêtu d’un houppelande ou d’un écrivain assimilé ressemblant à Tuwim. Dommage que les croyances populaires ne soient pas revus par des personnes s’intéressant a l’histoire juive et des chercheurs. On perd une partie intrigante de l’histoire non seulement du point de vue juif mais aussi polonais. Si on est capable de retrouver dans la langue des influences communes comme par exemple des mots comme cymes, désordre, bouge, traînard (provenant de la langue yiddish), quelles d’autres richesses sont cachées encore dans la culture de masse polonaise où on a gardé peut être des traces du folclore Ashkénaz ( concernant les juifs d’Europe Centrale) qui n’est plus accessible.
|
|
|
Когда я читаю отрывки из еврейского фольклора, у меня есть смешанные чувства. С одной стороны, я насмехаюсь над наивностью этих верований, с другой стороны, как минимум часть известных нам обрядов имела долгую, религиозную традицию, и к ним относились смертельно серьезно. Конечно, как и в случае других общественностей, часто невозможно отделить фольклор от высокой культуры. То, что сегодня нам кажется суевериями и анахроническими схемами мышления, на рубеже XIX и XX веков было одним из существенных источников формирования национального самосознания.
|
